В захолустное село Ваганово со всей матушки-Руси съехались почитатели местного старца Тимофея Петровича Тимофеевского. Собрались они на 50-летие трудовой жизни простеца-диакона.
«Господу было угодно, — писал перед этим отец диакон своим почитателям, — продлить мою жизнь до 50 лет со дня моего служения Церкви Божьей и работы в качестве народного учителя. Приглашаю вас прибыть в село Ваганово для совместной молитвы».
Многие откликнулись на этот призыв, потому что влечет к себе людские сердца подвижническая жизнь бескорыстных тружеников. А Тимофей Петрович и был таким тружеником у Престола Божьего.
И чем меньше становится таких почтенных деятелей доброго старого времени, тем чаще нам хочется вспоминать светлые странички их незаметной трудовой жизни. А их много в жизни отца Тимофея.
Сын дьячка, кормившего многочисленную семью на медные деньги, в восемь лет был отдан во Владимирское духовное училище, откуда не раз приходил пешком к родительскому дому, на свой любимый Тимофеевский погост, чтобы отдохнуть здесь за крестьянской работой от скучной школьной жизни.
Жажда деятельности и отцовская бедность заставили Тимоню покинуть школу. Он подал прошение ректору об увольнении.
Прочитав прошение, ректор спросил:
— Какое же свидетельство тебе дать, черное или белое?
— Как видите, я сам черноволосый да грязненький, пусть хоть свидетельство будет белое, а не черное, — просто ответил Тимоня.
И ректор дал ему свидетельство «белое с хорошими отметками по предметам и поведению».
Все это Тимоня проделал потихоньку от брата Ивана, который учился с ним вместе в одном и том же училище.
Скрылся Тимоня из Владимира. Брату его, узнавшему о внезапном исчезновении своего любимого Тимони, снились иногда страшные сны: он видел его то утонувшим в водах реки, то съеденным волками, то погибшим под развалинами сгоревшего дома.
А Тимоня не утонул и не сгорел. С благословения архиерея и своего отца он временно поступил в Суздальский монастырь, где стал готовиться в дьячки, и, женившись, он занял место дьячка в беднейшем селе Жерехове.
Унаследовав вместе с женой тещу-вдову, дьячок Тимофей поднял на ноги трех ее братьев и сестру.
Быть может, кому-то другому тяжелая дьячковская доля отшибла бы все доброе в душе. Но не таков был жереховский дьячок. Выпала ему завидная доля. Он понял, чем может скрасить трудовую жизнь.
Его тянуло к просветительской деятельности в крестьянской среде. Тимофей Петрович задумал обучать крестьянских детей грамоте, письму и «цифири» за небольшую плату.
Дело пошло на лад, желающих было много. Точно улей оживилась тесная избушка дьячка, переполненная малышами, которых набивалось по пятнадцать человек. Было тесно, а желающих учиться становилось больше. Тогда на скудные средства он построил большую избу. В ней стало умещаться до сорока человек. Как-то быстро Тимофей Петрович обучал детей грамоте — за одну зиму, у других учителей так не получалось.
Решил бедный дьячок строить храм.
«Со мной приключилась болезнь, не знаю какая, — так рассказывал сам Тимофей Петрович. — Болезнь была настолько жестокая, что жизнь моя висела на волоске. Меня приобщили Святых Тайн, соборовали и уже готовили к смерти. А я между тем в сонном видении видел двух монахов, которые сказали мне: «У тебя нет иконы Божией Матери, именуемой „Боголюбивой”. Обещай, что она у тебя будет, и ты выздоровеешь». Сказали и исчезли. Я сказал об этом своей жене, и мы решили купить икону, только бы мне оправиться от болезни».
Через несколько дней Тимофей Петрович выздоровел и приобрел в Боголюбовском монастыре святую икону, которую и пожертвовал в церковь. Священник с благодарностью принял эту посильную жертву и пожалел, что у них нет теплого храма. Эти слова священника отпечатались в душе исцеленного дьячка.
Принялся за дело.
— Что ни делаю, — рассказывает Тимофей Петрович о сооружении храма, — а душа не оставляет меня: как бы построить теплый храм на месте часовни? Думаю, с чего начать? И решил: лучше всего — с приготовления кирпичей.
Помолясь перед святой иконой в храме и не сказав никому ни слова, даже жене своей, он начал делать свои кирпичи с мыслью: если не пригодятся для церкви, то пригодятся для дома.
Десять лет лепил он кирпичи. Вышло около 40 тысяч штук. Начало положено, полцеркви готово. Нужна известка.
Продал Тимофей Петрович доморощенную лошадку, 40 ульев пчел и на эти деньги купил пятьсот пудов извести.
Теперь весь народ узнал, что он затевает. Кто хвалил, кто бранил, кто смеялся, кто считает богачом. Говорили, что он клад нашел, поживился чужим добром.
Но дьячок свое дело делал. Денег заработал, купил то досок, то бревен для храма. Таким образом, исподволь, понемногу, не сгоряча, по цене самой умеренной, все готовил. Настала пора приняться и за работу.
Помолясь с особенным усердием Божьей Матери, Тимофей Петрович написал Его Преосвященству прошение:
«Божьим внушением родилась у меня мысль построить в селе нашем теплый храм, на рубеже церковной ограды, где теперь находится часовня. Хотя и есть у нас церковь для богослужения зимой, но она тесна, имеет свод высоко поднятый и потому холодна. К такому трудному для моих средств и высокому для моего звания предприятию готовился я с давнего времени. Материалов достаточно. Прошу, Ваше Высокопреосвященство, благословить начать постройку храма».
Преосвященный разрешил сооружение храма.
Тимофей Петрович назначил и день закладки на 18 мая, но, к великому огорчению, указ из консистории к этому дню не пришел.
18 мая на предполагаемом месте стройки собрался народ. Многие пришли с деньгами, чтобы сделать пожертвование на богоугодное дело, так что староста собрал пятьдесят рублей. Прибыл и благочинный, думавший, что дьячок-строитель давно уже заручился указом, а Тимофей Петрович, полагая, что он отослан уже к благочинному, и не беспокоился о нем.
Что было делать? Приступать к делу, для которого было собрание, без указа никак нельзя и перед народом как-то неловко.
— Градом покатились из глаз моих слезы, — добродушно повествует об этом жереховский дьячок, — и, знать, Бог услышал мой вопль и избавил от нужды душу мою путями неисповедимыми. Один крестьянин начал копать ров не там, где следовало, и, наступив в приямок, увидел там золотистый ключ. Люди столпились и с любопытством смотрели на находку. Подошли и мы с отцом благочинным. Он сказал, что это ключ не простой, а какой-то камергерский:
— Православные! Честь вам делает великую то, что вы собрались здесь для закладки храма. Но не посетуйте, если я объявлю вам, что моление при начинании храма и само начало работ должны быть отложены до другого времени. Вы сами видите, найдена вещь дорогая. Мы не знаем цены этого ключа. Может быть, это древность, указывающая на особенное значение самого места, где находился доселе этот ключ. Нужно довести до сведения начальства о находке, прежде чем начнем копать рвы. Этим мы оградим себя от обвинений в уничтожении старины. Я постараюсь, чтобы через несколько дней начались работы. Итак, прошу вас всех, православные, разойтись по домам.
Народ разошелся.
Скоро состоялась и закладка храма. Появились рабочие у Тимофея Петровича. Один столяр взялся безвозмездно сделать иконостас. За ним пошли и другие. Многие мастера работали за хлеб. За взрослыми потянулись и дети, которые, точно муравьи, таскали вместе со всеми песок и кирпичи.
«Веселое, золотое было времечко это для моего безденежья», — говорил Тимофей Петрович о начале строительных работ.
Стали возводить стены. Опять беда, известка вся вышла. Где взять? Пудов пятьдесят дал какой-то благодетель, Тимофей Петрович и этому был рад. В селе Картмазове, где добывают известковый камень, ему удалось недорого купить извести пудов семьдесят пять. Хватило ненадолго, а денег нет. Останавливать работу нельзя.
Думает и ничего не может придумать безденежный пономарь. Ночью не спится. И вот он обратился с усердной молитвой к Богу. И Он услышал его молитву. Нужно было сделать творило для смачивания извести. Выбрали место, сняли верхний пласт земли, и что же оказалось? Наткнулись на какое-то творило с известью, неизвестно кем и когда заготовленное. Известь — первый сорт! Не Божия ли это милость? Не явное ли чудо? Известь кем-то была куплена, привезена сюда, растворена, и засыпана землей как ненужная. Никто о ней и не знал, а Тимофей Петрович попал на нее совершенно случайно после усердной молитвы Господу Богу и Пресвятой Богородице.
Но вот и кирпичей осталось немного, а кладки еще много. Денег опять же нет. Просить не у кого.
Незадолго перед этим развалился старый каменный барский сарай. Тимофей Петрович сразу к управляющему. Купил весь сарай почти даром. Теперь, по милости Божьей, кирпича и известки стало достаточно. Мало того, в стенах развалившегося сарая нашелся металл. Скоро каменная постройка была закончена.
Оставалось рассчитаться с рабочими, но чем? Денег — ни копейки. Продать Тимофею Петровичу было нечего: коровы и овечки давно проданы. Вся надежда была на осень, когда можно будет продать хлеб, овес. Но рабочие ведь не могут ждать.
Бедняк-псаломщик идет просить взаймы. Стал он просить денег у богатого человека. Тот не дает. Он просит всего на неделю — все равно не дает, просит на четыре дня…
— А тогда где возьмешь? Как отдавать будешь? — говорит богач.
— Это дело не твое, — Бог подаст! — отвечал Тимофей Петрович.
— А если не подаст? — говорит первый.
— Говорю — подаст!
— Хорошо, до воскресенья подожду. Дай расписку в том, что я, такой-то, взял денег у такого-то на четыре дня, не более.
Дал ему расписку Тимофей Петрович, хотя и сам не надеялся в такой короткий срок выплатить долг.
Наступило воскресенье — срок отдачи денег. Литургия подошла к концу, и кредитор пришел помолиться, чего раньше никогда не делал.
Увидел его Тимофей Петрович, и сердце его замерло, слезы навернулись на глаза. Стоит он в алтаре, как истукан. Вдруг к северной двери подходит старушка и говорит:
— Петрович, Петрович! Тебе вот писулечка.
— От кого?
— Увидишь.
Снимает печать с конверта и… внутри деньги. От кого — не стал даже читать. От радости трижды поклонился перед святым престолом, отыскал своего кредитора и отдал ему долг. Не явная ли это милость Божья?
А деньги эти прислал один купец. Когда копали для фундамента рвы, найден был золотой крестик. Тимофей Петрович отослал крестик этому купцу, так как он был человек набожный и не бедный: он-то и вздумал за эту святыню прислать письмом деньги.
Оставалось последнее — сделать крышу. В свободное от полевых работ время Тимофей Петрович сам готовил лес и изготовил обрешетку под кровлю. Оконные рамы сделал недорого столяр, а деревенский староста, хороший плотник, начал настилать пол в новом храме.
Настала осень. И хлеб и овес продал Тимофей Петрович, а денег на кровлю не хватало. Но и на этот раз нашелся добрый человек. Он принес деньги Тимофею Петровичу и сказал ему:
— Отдашь деньги — возьму, а не отдашь — не потребую. Знаю, что деньги мои пойдут на храм Божий.
Чуть не в ноги поклонился доброму жертвователю обрадованный дьячок и с его помощью устроил в храме кровлю. Крест Господень воссиял на главе ее.
Пришла зима, весна. Дьячок-строитель потихоньку, своими руками то разбирал леса, то мусор выкидывал. Староста настилал полы, а столяр мастерил зимние рамы. Наконец установили иконостас.
Храм готов к освящению.
Помощник архитектора одобрил работу. И, к удивлению поселян, скоро своды новоосвященного храма огласились церковной службой.
Но после этого недолго пробыл дьячок-строитель в Жерехове. Он был переведен диаконом в село Ваганово.
С грустью проводили жереховцы своего дьячка. За 22 года Тимофей Петрович так сжился со своими прихожанами, что стал для них самым близким человеком, который не только служил Церкви и учил детей, но и лечил поселян, собирая лечебные травы. В холерный год, когда народ в страшной панике бежал от больных, Тимофей Петрович ходил по избам, помогая несчастным. Будучи пчеловодом, он охотно раздавал крестьянам свои колодки пчел и давал им советы по пчеловодству.
Тимофей Петрович знал каждого жителя Жерехова и окрестных деревень, всякий нуждающийся находил в нем доброго советчика. Любили поселяне домик жереховского дьячка. В его тесной избенке зимними вечерами собирались односельчане, а он читал им Евангелие и жития святых. Направляли к нему и странников, не знавших, где приютиться, и они всегда находили в его доме приют.
На новом месте Тимофей Петрович опять решил заняться учительством. Надо было найти помещение для школы. В соседнем помещичьем имении он в долг приобрел сруб и перенес его в Ваганово. И к весне того же года начались занятия в новой школе. Совет определил его учителем в новую школу и, полагаясь на опыт диакона, не назначил туда другого законоучителя. Новая школа расцвела. Учительство для Тимофея Петровича было делом любви и призвания.
И опять пришла в Россию лютая холера, с которой Тимофею Петровичу пришлось воевать. Вот что писал он об этом времени:
«Я записался в санитары, заведовал казенной аптечкой с медикаментами. Боролся с холерой: ходил к больным, нисколько не стесняясь, лечил, как умел. Вот мой рецепт против холеры: если бывает удар в голову, лью горячую воду, если судороги, то растираю крапивой, окунув в вино, или керосин, или в деревянное масло. Заставлял принимать по 90 капель Иноземцева в три приема. Были случаи — больные на третий день шли на работу».
Купленное Тимофеем Петровичем старое школьное здание обветшало, и сам он уже постарел, но ему хотелось, чтобы школа цвела и после его кончины. От доброй мысли до дела у Тимофея Петровича один шаг. И он задумал построить каменную школу. Дело-то знакомое.
Как и для церкви, он исподволь стал подготавливать материалы на школу. Вел переговоры с крестьянами, чтобы уступили землю для постройки.
Услышав о желании Тимофея Петровича, его старые знакомые, жереховцы, немедленно предложили ему десятину земли и свой безвозмездный труд. Были у него и враги, тормозившие дело, но он говорил о них:
— Дай Бог им здоровья, силком тащат в Царствие Небесное.
Началась стройка. Собственными руками лепил Тимофей Петрович каждый кирпич для огромного здания. Пригласили каменщиков, — и работа закипела. Были уже возведены своды, и надо было вышибать из-под них кружала. Тимофей Петрович принялся за это дело и оказался погребен под обрушившимися сводами своей постройки.
Два часа лежал он под камнями, пока его не откопали.
Казалось бы — беда. А на самом деле этот случай избавил его от инфлюэнцы. Вот как писал он об этом событии:
«Как Господь спас, и сам не знаю. Выбирался из-под завала, хотел позвать на помощь. Выбрался невредимым. От испуга и излишнего воодушевления, что я остался жив, остатки инфлюэнцы тут же от меня отошли. Был страшный кашель с мокротой, головная боль, опухоль ног, — все миновало, содранная кожа зажила быстро».
Новая школа была уже третьей, построенной руками Тимофея Петровича. Но это была одноэтажная школа. Через два года, схоронив свою супругу, он начал достраивать второй этаж для своего училища. Оставшись один, он не нуждался больше в своем старом доме и, разобрав его, весь материал использовал на постройку, а старое деревянное училище пошло на обжигание кирпича.
Тимофей Петрович с этой поры стал ютиться в комнатах нового училища, предназначенных для ночлега учеников.
К весне здание было готово. Это было на 50‑м году церковно-общественного служения Тимофея Петровича. И как же радовался Тимофей Петрович, глядя на свое любимое творение.
«Приезжаю как-то я, — пишет по этому поводу директор народных училищ. — Идут занятия. Школа переполнена детьми. Отец диакон, скромно одетый, встречает меня. Дети приветствуют меня пением, ответы их бойки, они веселы, живы, смышлены — очевидно, что здесь их родное место. К учителю обращаются они, как к родному отцу. Отец диакон занимается и ведет свое дело с увлечением. Я бы сказал, с восторгом. Затем повел он меня осматривать еще не достроенное здание школы. Бойко взбегает по лестнице, точно юноша, этот 70-летний старец, чтобы показать свое любимое детище — школу. Воспоминание об этом посещении не изгладится никогда. Такие картины не забываются, — они слишком редки. Да, видно было, что школа Тимофея Петровича была плотью от плоти его, кость от костей его. В ней была его жизнь».
Посмотрите, как этот старичок-учитель в дьяконском сане, в день выпускного экзамена, наравне с другими своими товарищами по учебной деятельности — 20-летними юношами и девицами, трудится над составлением экзаменационного списка. Раздает учебные принадлежности своим питомцам-ученикам, и живет жизнью своих учеников. И так целые полвека.
В праздник он служит в церкви, в будни — в школе, зимой он сеет семя слова Божьего в сердца своих юных питомцев, а летом у него хватает рвения и сил заниматься домашним хозяйством.
Окончилась 50-летняя трудовая деятельность Тимофея Петровича для родных ему сел Жерехова и Ваганова. Он теперь отдыхает в доме старшего сына в Беловодской слободе. Такой у него отдых:
«Дед открыл школу грамоты в Беловодской, у него уже 50 учеников, и работает, как юноша. Теснота в школе невероятная — дышать нечем. Но говорит: не изжену вон приходящего ко Мне — и все принимает учеников и учениц. Должно быть, скоро будет учить из окошка. Вечером плетет сеть для ловли рыбы, а пока тепло было, рыл ямы под виноградник. Всякий по-своему понимает отдых».
Любовь и вера — это самые могущественные, созидающие силы. Дело не столько в богатстве, сколько в вере в Бога и в любви к труду и людям.
Всей своей жизнью показал это добрый труженик — простец-диакон. Он, как пчелка, вечно в трудах. Добивался, терпел и побеждал.